Великая Стена (сборник) - Страница 61

К этому времени я успела немного свыкнуться с его выбритой головой и бледностью, и теперь могла разглядеть те черты, которые прежде не замечала. У него было лицо утонченного, доброго и образованного человека. Прежде ни один мужчина не возбуждал во мне сексуального интереса, и не могу сказать, что меня влекло к нашему «гостю». Но в его глазах читалась глубокая тоска по дому, свидетельствующая о том, сколь долго он не видел семью и друзей (у меня никогда не было ни того, не другого, но я вполне могу понять его чувства), и я осознала, что хочу помочь ему.

— Ты знаешь наш язык, — наконец произнесла я, словно это уже не было доказано.

— Он не такой уж и сложный. Как вас зовут? Мне послышалось нечто вроде «грязной псины», но это вряд ли может быть правдой.

— Я пыталась говорить по-арабски. И, что очевидно, не справилась. Меня называют Желтой Собакой. Это прозвище, оперативный псевдоним.

— Но не настоящее имя.

— Ариуна, — тихо представилась я. — Иногда использую и это. Но здесь все называют меня Желтой Собакой.

— Муханнад, — сказал мужчина, касаясь своей груди.

— Муханнад, — повторила я, прежде чем продолжить. — Если ты понял мое имя — или хотя бы подумал, что понял, — почему же не отвечал, пока я не заговорила по-монгольски? Не думаю, что мой арабский настолько уж плох.

— Ты говоришь на арабском как человек, услышавший его в шепоте. Отдельные слова казались мне знакомыми, но они были лишь крупицами золота в бурном потоке, — он одарил меня улыбкой, словно ему было неприятно критиковать. — Твое старание заслуживает похвалы. Но я говорю не на той разновидности арабского, которую изучала ты.

— А что, их много?

— Честно говоря, куда больше, чем ты можешь себе представить, — он помедлил. — Полагаю, теперь я догадался, где нахожусь. Монгольская Экспансия. Мой мир шел по тому же пути вплоть до шестьсот пятьдесят девятого, если оценивать по нашему календарю.

— У вас другой календарь?

— Вы ведете отсчет от дня гибели божественного воителя; мы — от бегства Пророка из Мекки. По меркам Халифата сейчас идет тысяча шестьсот четвертый год; у вас — девятьсот девяносто девятый, а Объединенные Нации отметили две тысячи двести двадцать шестой. Если по-хорошему, нас разделяют всего-то какие-то века. Календарь Смеющихся куда древней, что и логично. А если…

Я остановила его.

— Что ты мелешь? Ты же просто эмиссар прежде неизвестной исламистской группировки, только и всего. Каким-то образом вам удавалось избегать внимания центральных властей на протяжении всех пятисот лет Монгольской Экспансии, и вы сумели основать колонию, или даже несколько где-то на самом краю Инфраструктуры…

— Заблуждаешься, Ариуна. Все совсем не так. — Внезапно он сел чуть прямее, словно неожиданно припомнил нечто очень срочное. — Скажи, как я сюда попал? Мне не поручали собирать информацию о монголах. Во всяком случае, не в этот раз.

— Лемуры, — ответила я. — Мы нашли тебя на их корабле.

Я заметила, как Муханнад вздрогнул, словно лишь сейчас вспомнил нечто ужасное.

— Полагаю, это означает, что я был их пленником, — он посмотрел на меня с неожиданным любопытством. — Ариуна, твои вопросы озадачили меня. Сведения, собранные нами на монголов, никогда не славились высокой надежностью, но мы принимали как данность, что вы все понимаете.

— Понимаем что?

— Сложную природу вещей, — сказал он.

Вагончик фуникулера сорвался с края погрузочного ангара и устремился к подножию огромной шагающей платформы. Вскоре мы неожиданно резко остановились, и пол под моими ногами закачался. Квилиан поднял свой бинокль и принялся рассматривать что-то подвешенное между огромными, медленно переступающими стальными лапами.

— Держи, — вдруг сказал он, протягивая устройство мне.

Я взяла бинокль трясущимися руками. Люди Квилиана потащили меня к фуникулеру в тот самый момент, когда я уже собиралась отправиться на очередную бесплодную, но далеко не неприятную встречу с Муханнадом.

— И на что я смотрю?

— Пошевели рычажком сбоку.

Я повиновалась. Мощные гироскопы пришли в движение, направляя бинокль, выслеживая цель и приближая изображение. Теперь я увидела нечто, болтающееся под брюхом платформы, точно грузило на строительном отвесе. Мне сразу вспомнилось, как Квилиан, впервые совершая со мной прогулку на фуникулере, точно так же разглядывал что-то. Тогда мне показалось, что он смотрит на щуп, или буровую установку. Но теперь я поняла, как ошибалась.

Мне не требовалось видеть лицо, чтобы понять, что передо мной Муханнад. Его запихали в примитивный скафандр, почерневший от того, что слишком часто подвергался воздействию чудовищной жары и едких веществ. Араба подвесили за ноги, головой вниз. Сейчас его медленно опускали в одно из многочисленных, дышащих ядовитыми испарениями ущелий луны Квингшуй.

— Вы не можете так поступить, — сказала я.

— Эх, если бы только был другой способ, — спокойным и рассудительным голосом отозвался Квилиан. — Но такового, очевидно, не существует. Он слишком медлит, отказывается сотрудничать. Вначале он даже заговорил, когда слишком доверился тебе, а потом предпочел молчать. Думаю, вполне логично, что мы не можем ему этого позволить, — главнокомандующий открыл дверцу сделанного из орехового дерева шкафчика и извлек оттуда микрофон. Включив его, Квилиан несколько раз постукал по своему колену, прежде чем заговорить. — Ты слышишь меня, Муханнад? Надеюсь, ты наслаждаешься видом не меньше нашего. Я сейчас сижу в вагоне, который ты можешь заметить, если посмотришь направо. Сейчас мы находимся примерно на одной высоте, хотя очень скоро тебе предстоит опуститься значительно ниже.