В течение долгого времени я пыталась осмыслить сказанное и думала о Квилиане, пребывавшем в неведении о допущенной им смертельной ошибке. Какая-то частичка моей души даже требовала проявить милосердие. Нет, не спасти его — для этого нам пришлось бы излишне близко подойти к вражеским кораблям, — но просто расстрелять шлюпку из наших орудий, чтобы главнокомандующий не попал в лапы Смеющихся.
Впрочем, частичка эта была не велика.
— Муханнад, сколько времени до перехода?
— Шесть минут, если следовать прежним курсом. Желаешь пересмотреть планы?
— Нет, — ответила я после секундных раздумий. — Думаю, ты и так делаешь все возможное. Как ты считаешь, мы сможем проскочить сквозь слабину, не развалившись на куски?
— Если на то будет воля Аллаха. Но, надеюсь, Желтая Собака, ты и сама понимаешь, что наши шансы на возвращение домой очень призрачны? Как я ни старался выкручиваться, корабль получил серьезные повреждения. Он не выдержит слишком много прыжков.
— Значит, мы должны постараться пристроиться там, где завершится наш путь.
— Но то место никогда не станет настоящим домом ни для одного из нас, — мягким тоном предупредил он, словно мне требовалось объяснять.
— Во всяком случае, если там живут люди… в смысле настоящие, а не яйцекладущие чудища, или смазливые хвостатые дьяволы — это будет уже что-то, верно? Человек все-таки всегда остается человеком. И если Инфраструктура в самом деле начала протекать, позволяя смешиваться временным потокам, рано или поздно нам все равно придется учиться жить вместе. Не имеет значения, кто из нас и что учинил над другим в своей исторической линии. Прошлое необходимо оставить позади.
— Это будет не просто, — признался араб. — Впрочем, если два столь непохожих человека, как мы с тобой, сумели подружиться, надежда остается. Быть может, мы даже станем примером для остальных. Поживем увидим, верно?
— Верно, — эхом откликнулась я.
Я сжала ладонь Муханнада, когда мы влетели в портал и направились к судьбе, уготованной нам Небесами, какой бы она ни была.
SLEEPOVER
Повесть, 2010 год
Перевод на русский: А. Новиков
Гонта вывели из анабиоза ранней весной, в холодный ветреный день. Он очнулся на кровати со стальной рамой, в помещении с серыми стенами. Комната выглядела как нечто дешевое и наскоро смонтированное из готовых блоков. В ногах кровати стояли двое. Похоже, их мало интересовало, насколько паршиво он себя чувствует. Мужчина прижимал к груди миску с какой-то едой и торопливо орудовал ложкой, словно завтракал на бегу. Его седые волосы были коротко подстрижены, и, судя по морщинистому лицу с задубевшей кожей, он много времени проводил вне помещений. Рядом стояла женщина с чуть более длинными волосами — скорее седеющими, чем седыми, — и намного более смуглой кожей. Подобно мужчине, она была жилистая и облачена в потертый серый комбинезон. Ее бедра охватывал тяжелый пояс с инструментами.
— Ты как, цел, Гонт? — спросила она, пока ее товарищ доедал завтрак. — Ты compos mentis?
Гонт прищурился — свет в комнате был слишком яркий — и на мгновение запутался в воспоминаниях.
— Где я? — спросил он.
— В комнате. Тебя разбудили, — ответила женщина. — Ты ведь помнишь, как засыпал?
Он ухватился за воспоминания, отыскивая в них хоть что-нибудь конкретное. Врачи в зеленых халатах, стерильная операционная, рука подписывает последний документ перед тем, как его подключают к машинам. В вены медленно льются препараты, полное отсутствие печали или тоски, когда он прощался со старым миром, со всеми его разочарованиями.
— Кажется, помню.
— Как тебя зовут? — спросил мужчина.
— Гонт. — Ему пришлось выждать секунду, пока вспомнилось имя. — Маркус Гонт.
— Вот и хорошо, — сказал мужчина, вытирая губы рукой. — Это положительный признак.
— Я Клаузен, — представилась женщина. — А это Да Силва. Мы твоя группа пробуждения. Ты помнишь «Спячку»?
— Не уверен.
— Подумай хорошенько, Гонт, — попросила она. — Нам ничего не стоит уложить тебя обратно, если ты откажешься работать с нами.
Нечто в тоне Клаузен убедило его, что следует постараться.
— Компания, — сказал он. — «Спячкой» называлась компания. Она уложила меня спать. Она всех уложила спать.
— Клетки мозга вроде бы не повреждены, — заметил Да Силва.
Клаузен кивнула, но никак не показала, что рада правильному ответу Гонта. Скорее, ее успокоило, что Гонт избавил их от какой-то мелкой обязанности, и не более того.
— Мне понравилось, как он сказал «всех». Словно это так и было.
— А разве нет? — удивился Да Силва.
— Для него — нет. Гонт был одним из первых. Ты что, не читал его досье?
Да Силва поморщился:
— Извини. Немного отвлекся.
— Он был одним из первых двухсот тысяч, — напомнила Клаузен. — Членом эксклюзивного клуба. Как вы себя называли, Гонт?
— Избранные. Совершенно точное описание. А как еще нам было себя называть?
— Везучие сукины дети, — подсказала Клаузен.
— Помнишь, в каком году тебя усыпили? — спросил Да Силва. — Ты был одним из первых, значит, это случилось примерно в середине века.
— В 2058-м. Если надо, могу назвать месяц и число. Насчет времени суток не уверен.
— И ты помнишь, разумеется, почему на такое решился, — заметил Да Силва.
— Потому что мог. Потому что любой в моей ситуации поступил бы так же. Мир становился все хуже, катился под откос. Но еще не рухнул окончательно. А врачи год за годом продолжали твердить, что прорыв к бессмертию совсем рядом. Еще чуть-чуть, и готово. Мол, вы уж продержитесь еще немного. Но мы все старели. А потом врачи заявили: сейчас мы еще не способны подарить вам вечную жизнь, зато можем предоставить средство проскочить через годы ожидания, пока это не произойдет. — Гонт заставил себя сесть на кровати, силы постепенно возвращались в конечности, особенно из-за нарастающей злости. Почему к нему не проявляют должного почтения? И почему, что еще хуже, его тут осуждают и оценивают? — В нашем поступке не было ничего плохого. Мы никому не причинили вреда, ни у кого ничего не отняли. Мы лишь воспользовались имеющимися у нас средствами, чтобы достичь того, что и так к нам приближалось.